ru|en

Шедевры и премьеры с Александром Рудиным

Гендель публикой любим, а вот Хассе известен мало. Хотя в последнее время имя Иоганна Адольфа все чаще появляется на афишах московских концертных площадок, для большей части публики его творчество по-прежнему остается terra incognita.

Но есть в России музыкант, с завидным упорством и постоянством открывающий нам мир барочной музыки, непривычный, таинственный и волшебный – это Александр Рудин со своим камерным оркестром «Musica Viva». Любит маэстро побаловать московских меломанов блюдами редкими и гурманскими.

Честно говоря, мы к этому уже привыкли и воспринимаем как должное. Однако две российские премьеры, заявленные в филармоническом абонементе «Шедевры и премьеры» в пятницу, 13-е, да еще с любимцем московской публики австралийским баритоном Морганом Пирсом, не могли не привлечь внимания меломанов.

К слову, ровно два года назад, 14 апреля, маэстро Рудин и «Musica Viva» угостили нас эксклюзивной программой в том же абонементном цикле, представив ту же связку Хассе-Гендель: ораторию Хассе «Паломники к Гробу Господню» и оперу-кантату Генделя «Ацис, Галатея и Полифем». До сих пор с улыбкой вспоминаю слова Александра Израилевича перед тем концертом:

«Мы исходили из того, чтобы найти что-то не очень короткое у Хассе, и что-то не очень длинное у Генделя».

В итоге «что-то не очень длинное у Генделя» вылилось в полтора часа погружения в генделевскую стихию, да и Хассе получился действительно «не очень короткий» – первое отделение длилось те же полтора часа. Но то было два года назад.

В этот раз маэстро «пощадил» филармоническую публику и скомпоновал программу следующим образом: в первом отделении мы погружались в серенату «Марк Антоний и Клеопатра» полтора часа (ах, этот «недлинный» Хассе!), второе же, наполненное невероятной по красоте музыкой драматической кантаты «Аполлон и Дафна» Генделя, длилось минут сорок (бывает «коротенький» Гендель!). И снова я ломала голову, где «шедевр», а где «премьера», ибо обе вещи в России исполнялись впервые. И обе, безусловно, шедевры.

 

Как и тогда, трудно было не удивиться (или восхититься). Все составляющие события давали для этого повод, даже несколько: выбор произведений, состав оркестра, усиленный и украшенный теорбой (Ася Гречищева), клавесинами (Марина Бутир и Александр Рудин) и духовыми, три солиста, участвующие в выступлении, одного из которых, Моргана Пирса, московская публика уже успела узнать и полюбить. Забегая вперед, можно сказать, что и сопрано Натали Перез (Франция), и меццо-сопрано Шерон Карти (Ирландия) произвели на публику самое лучшее впечатление.

Однако вызвало недоумение вкупе с обидой за организаторов концерта обилие пустых мест в роскошной чаше Концертного зала им. Чайковского. То ли ценовая политика Московской филармонии, то ли наконец наступившее тепло тому виной, но факт остается фактом – до аншлага было далеко и остается только пожалеть тех, кто упустил в этот вечер прекрасную возможность встречи с чудом барочной музыки самого высокого полета.

Открывала программу серената Иоганна Адольфа Хассе «Марк Антоний и Клеопатра» для солистов, струнных и баса континуо. Хассе, «немец с музыкальными корнями в Италии», композитор, которого при жизни боготворила вся Европа, был необычайно плодовит: его наследие охватывает свыше 70 (!) опер и сценических интермеццо, 11 ораторий, около 90 кантат для голоса с инструментальным сопровождением разного состава, огромное количество духовной музыки самых различных жанров (14 полных месс и три реквиема, мотеты, псалмы, антифоны, отдельные части месс), несколько десятков инструментальных сочинений (трио-сонаты, concerti grossi, флейтовые и клавирные сонаты и т.д.).

Что из этого знаем мы, живущие в XXI веке? Пожалуй, только оперу «Сирой», в последнее время дважды звучавшую в Москве…

Серената «Антоний и Клеопатра» была написана Хассе по заказу Неаполитанского двора и поставлена осенью 1725 года. На премьере блистали Карло Броски (известный как Фаринелли) в роли Клеопатры и контральто Виттория Тези в роли Марка Антония. Получилась тройная премьера, давшая головокружительный старт карьере всех троих – и 20-летнему Фаринелли, и будущей звезде итальянской сцены Виттории Тези, и, конечно же, самому Хассе.

Кому-то история любви и смерти Антония и Клеопатры помнится по шекспировской трагедии «Антоний и Клеопатра», кому-то – по знаменитому фильму «Клеопатра» с Элизабет Тэйлор и Ричардом Бёртоном. Хассе создал серенату по либретто поэта и импресарио Франческо Риччарди, представив последние эпизоды жизни героев. Действие начинается с момента, когда Марк Антоний терпит поражение от флота Октавиана Августа в решающем сражении у мыса Акций (помните, Клеопатра оставила поле боя, а Антоний поспешил за ней, ведь любовь для него была дороже, чем судьба государства…).

Чтобы не оказаться в руках врага, Клеопатра предлагает Антонию покончить жизнь самоубийством. Поначалу он отвергает эту идею, но, в конце концов, соглашается по­следовать за любимой.

«Поскольку только смерть может вернуть нам честь, и, наперекор нашим несчастиям, соединить навеки, дорогой, любимый мой, мы умрем»,

– убеждает Клеопатра Антония.

Восемь арий, два дуэта и несколько речитативов погрузили нас в мир высоких эмоций: зная о том, что ждет Клеопатру и Антония в конце, мы наблюдали за поступательным развитием сюжета и приближением трагической развязки, затаив дыхание.

Удивительная барочная музыка, в чем-то предвосхищающая то, что так полюбилось минималистам XX века (и повторяющиеся паттерны, и закольцованные темы –  все присутствовало в сочинении, возраст которого перевалил за три века), вводила зал в состояние попросту медитативное. Безразмерные по объему вокальные партии ставили перед солистками непростые задачи, но и в речитативах, и в ариях, и в дуэтах и Натали Перез (Клеопатра), и Шерон Карти (Антоний) действовали безошибочно и тонко, что для музыки барокко, в отличие от минимализма XX века, имеет значение первостепенное.

Чистые, ясные голоса и безупречное владение ими создавали обманчивый эффект легкости пения (при кажущихся простоте и строгости музыкального материала, барочные арии требуют огромного мастерства, глубоких знаний и безукоризненного следования стилю).

Шерон Карти удивила прозрачностью и воздушностью меццо, к которому поначалу я никак не могла привыкнуть. Говорят, в европейских школах вокала меццо-сопрано и сопрано имеют небольшие различия в тембре, мы же более привычны к сочному, густому меццо, насыщенному обертонами и «плотью». Впрочем, высокий тембр Шерон перестал восприниматься как «высокий» уже к середине действия серенаты: увлеченные завораживающей красотой музыки и свободой исполнения, мы просто наслаждались ею.

Рудин добился от всех участников потрясающей слаженности и проникновенности, и полтора часа погружения в последние часы жизни Антония и Клеопатры пролетели незаметно. Сам маэстро блестяще совмещал игру на клавесине с дирижированием. Мастерство музыкантов «Musica Viva», как всегда, было на высоте, а приглашенные музыканты идеально вписались в барочный ансамбль.

После антракта наступило время Генделя. В этот раз из колоссального творческого массива Геворга Фридриха Генделя маэстро Рудин извлек драматическую кантату «Аполлон и Дафна» для сопрано, баса, струнных, флейты, двух гобоев, фагота и basso continuo. Кантата была завершена Генделем уже после того, как он покинул Италию и обосновался в Ганновере в ка­честве капельмейстера при дворе местного курфюр­ста – позднее короля Великобритании Георга Первого, а премьера состоялась в 1710 году. Сам Гендель высоко ценил музыку своей ранней кан­таты и впоследствии не раз цитировал ее в других сочи­нениях — в том числе в операх «Ринальдо», «Альцина», «Радамист», «Агриппина» и «Луций Сулла».

Либретто неизвестного автора основано на мифе об Аполлоне и Даф­не, пересказанном древнеримским поэтом Овиди­ем в его знаменитых «Метаморфозах». Дафна, прекрасная нимфа, преследуемая охваченным к ней страстью Аполлоном, давшая обет целомудрия, взмолившись, была превращена в лавровое дерево, ставшее священным у Аполлона. Музыка кантаты отражает прекрасно освоенный Ген­делем итальянский оперный стиль с присущими ему эмо­циональными «взрывами» и яростными «дуэтами-битвами», требующими от солистов настоящей виртуозно­сти. Самоуверенного Аполлона изображал Морган Пирс, целомудренную Дафну пела Натали Перез.

Морган Пирс вышел на сцену, хромая, и поначалу возникло опасение, что травмировал он не только ногу: с ходу певец продемонстрировал пение дерзкое, на грани наглости, если не сказать грубости, и над залом повисла тень легкого разочарования.

Но печальным ожиданиям не суждено было сбыться – молодой австралийский баритон, обладающий необходимым для певца арсеналом – и силой голоса, и удивительным тембральным разнообразием, и мощным актерским дарованием, и неуловимым, но бесценным чувством правильного и безошибочного интонирования, – сделал партию мастерски, распределив свои вокальные ресурсы с тонкостью и расчетом математика-виртуоза. Напряжение от его исполнения нарастало от части к части, и к финальной арии публика оказалась на грани катарсиса, который успешно и получила.

Очень хороша была Натали Перез: Дафна в ее исполнении сильно отличалась от Клеопатры из первого отделения. Натали показала и отточенное мастерство, и красоту своего вокального дара. Безбоязненно забираясь на верха и плавно переходя к самым драматичным пиано, она выстраивала партию беглянки, осмелившейся спорить с божеством и отказать ему, легко и виртуозно. Сочетание этих двух голосов и плотного живого звука оркестра довело публику до состояния, близкого к экстазу.

Главный свой филармонический абонемент «Musica Viva» закрыла блестяще. Два уникальных барочных произведения (и вряд ли москвичи скоро услышат их вновь), три великолепных голоса и один дирижер подарили нам настоящее чудо. Абонемент «Шедевры и премьеры» завершен, но свой сезон оркестр не закрывает, и нас ждут новые встречи.

Автор(ы): Ирина Шымчак